Архивы — память общины |
|||||||||||||
|
Одна Общая ВераНовруз 2005 г. (Предварительный перевод, версия 20 декабря 2005) Этот документ в формате MS Word Всемирный Центр Бахаи 2005 ПредисловиеВ РИДВАН 2002 года мы обратились к религиозным лидерам мира с открытым письмом. Основанием для такого поступка стало понимание того, что недуг религиозных раздоров, если его решительно не остановить, грозит мучительными бедствиями всем странам и регионам мира. Это письмо высоко оценивало достижения межконфессионального движения, в котором бахаи по мере сил участвовали практически с самого момента его возникновения. Тем не менее, мы чувствовали, что должны недвусмысленно заявить: если человечество хочет взяться за разрешение религиозного кризиса столь же серьёзно, как оно подошло к другим терзающим его предрассудкам, то организованная религия должна найти в себе достаточно мужества, чтобы подняться выше заскорузлых концепций, унаследованных ею от седой древности. В первую очередь мы говорили о том, что настало время, когда религиозные вожди должны честно и без дальнейших проволочек посмотреть в лицо тому факту, что Бог един, и что религия, невзирая на все её разнородные культурные оформления и человеческие интерпретации, тоже едина. Именно осознание этой истины когда-то послужило источником вдохновения для межконфессионального движения, а затем поддерживало его во всех бурях последнего столетия. Это принцип отнюдь не ставит под сомнение правомочность великих богоявленных религий — напротив, он способен прочно связать их с нынешними реалиями. Тем не менее, признание этого факта будет иметь практические следствия только в том случае, если станет главной осью всей религиозной мысли, и поэтому именно на этой идее мы сосредоточили основное внимание в нашем письме. Отклик был воодушевляющим. Учреждения бахаи по всему миру постарались донести этот документ до влиятельных лиц каждой из основных религиозных общин. Хотя не приходится удивляться тому, что содержащиеся в нём идеи были с порога отвергнуты в определённых кругах, бахаи сообщают, что в целом они были приняты благосклонно. Особенно тронула та неподдельная искренность, с которой многие получатели письма выражали своё сожаление по поводу неспособности религиозных учреждений помочь человечеству в разрешении глубоко духовных и нравственных по своей сути проблем. В ходе дискуссий органично возникал вопрос о необходимости фундаментального изменения в отношениях между сообществами верующих, и нередко адресаты письма решали размножить его и распространить среди других духовных лиц своей конфессии. Мы надеемся, что наша инициатива послужит катализатором в деле выработки нового понимания целей, стоящих перед религией. Вне зависимости от того, насколько быстро или медленно будет происходить эта трансформация, бахаи должны, прежде всего, обратить внимание на собственную роль в этом процессе. Задачу донесения Своего послания до жителей Земли Бахаулла возложил, прежде всего, на тех, кто признал Его. Конечно же, именно этим и занималась община бахаи на протяжении всей истории Веры, однако ускоряющийся распад общественного порядка настойчиво требует, чтобы религиозный дух высвободился из оков, которые до сих пор не дают ему оказать то целительное воздействие, на которое он способен. Если бахаи хотят откликнуться на это требование времени, они должны опираться на глубокое понимание процесса эволюции духовной жизни человечества. Писания Бахауллы содержат множество истин, способных поднять религиозный диалог выше конфессиональных ограничений и иных мирских рамок. Обязанность воспользоваться этой духовной сокровищницей неотделима от самого дара Веры. «Религиозный фанатизм и ненависть, — предупреждает Бахаулла, — суть пламя, пожирающее мир, и ярость его неукротима. Лишь Десница Божественной власти может спасти человечество от сего опустошительного бедствия...» Отнюдь не чувствуя себя одинокими в усилиях откликнуться на этот призыв, бахаи всё глубже будут осознавать, что Дело, которому они служат, идёт в авангарде процесса пробуждения, повсеместно происходящего среди людей, какого бы они ни были религиозного происхождения, — а в действительности, во многом и среди тех, кто не примкнул ни к какой религии. Размышления об этом вопросе и побудили нас инициировать подготовку нижеследующего комментария. Эта книга, названная «Одна общая Вера», подготовлена под нашим руководством и посвящена рассмотрению, в свете обстоятельств нынешнего кризиса, ряда отрывков как из произведений Бахауллы, так и Писаний других религий. Мы рекомендуем друзьям вдумчиво изучить её. Всемирный Дом Справедливости Новруз 2005 г.
Одна Общая Вера[*] 1. ИМЕЮТСЯ ВСЕ ОСНОВАНИЯ УТВЕРЖДАТЬ, что открывающийся период истории окажется намного более восприимчив к усилиям по распространению послания Бахауллы, чем только что закончившееся столетие. Все говорит о том, что идет полная трансформация человеческого сознания. 2. В начале двадцатого века материалистический взгляд на мир так укрепился, что стал доминирующей мировой религией, — по крайней мере, в том, что касалось направления развития общества. При этом дело воспитания человеческой природы было жестоким образом сторгнуто с того пути, по которому оно следовало тысячелетиями. Для многих на Западе Божественная власть, которая действовала как центр руководства, какой бы разнообразный смысл ни вкладывался в понимание ее природы, как будто, просто распалась и исчезла. Человек, в значительной мере, был предоставлен самому себе в том, каких убеждений он придерживается относительно связей, соединяющих его жизнь с миром за пределами материального существования; общество же в целом все более уверенно отмежёвывалось от концепции Вселенной, расценивая ее, в лучшем случае, как домысел, в худшем случае, как опиум, и в обоих случаях, как тормоз для прогресса. Человечество взяло свою судьбу в собственные руки. Посредством рационального опыта и рассуждений, – стали верить люди, – уже решены все фундаментальные проблемы, относящиеся к управлению человеческим обществом и его развитию. 3. Это положение упрочивалось допущением, что ценности, идеалы и порядки, взращенные веками, теперь являют собой надежно закрепленные и стойкие особенности человеческой природы. Их просто нужно отточить с помощью образования и укрепить законодательными актами. Именно таким представлялось нравственное наследие прошлого: неотъемлемым достоянием человечества, далее не требующим никакого религиозного вмешательства. Вероятно, останутся недисциплинированные лица, группы или даже народы, продолжая угрожать стабильности общественного порядка и требуя корректировок. Однако, казалось, всемирная цивилизация, к строительству которой вели человеческий род все силы истории, неотвратимо прорастала, вдохновляемая светскими концепциями действительности. Счастье людей, предполагалось, должно было стать естественным результатом лучшего здоровья, лучшей пищи, лучшего образования, лучших условий жизни, и достижение этих, бесспорно, желательных целей теперь, казалось, было в пределах достижимого для общества, целеустремленно сосредоточенного на их преследовании. 4. В той части мира, где живет подавляющее большинство населения Земли, легковесные заявления о том, что “Бог умер”, остались, практически, незамеченными. Жизненный опыт народов Африки, Азии, Латинской Америки и Океании давно утвердил их во мнении, что не только человеческая природа глубоко подвержена влиянию духовных сил, но и сама ее личностная сущность является духовной. Следовательно, религия продолжала, как и всегда до этого, оставаться в их жизни главным авторитетом. Эти убеждения, хотя непосредственно и не вступали в конфронтацию с происходившей на Западе идеологической революцией, фактически, были ею вытеснены из всех сфер международного и межнационального общения. Проникнув и захватив все существенные властные и информационные центры в глобальном масштабе, догматический материализм сделал все, чтобы никакие несогласные голоса не были бы уже способны бросить вызов проектам экономической эксплуатации по всему миру. К уже причиненному двумя столетиями колониального режима культурному ущербу масс добавилось агонизирующее разобщение между их внутренним и внешним опытом – состояние, охватившее, фактически, все аспекты жизни. Неспособные оказывать какое-либо реальное влияние на формирование своего будущего или даже сохранять моральное благополучие своих детей, эти народы погрузились в кризис, отличный от кризиса, набиравшего силу в Европе и Северной Америке, но во многих отношениях еще более разрушительный. Хотя вера и сохраняла центральную роль в их сознании, она оказалась бессильна влиять на ход событий. 5. Таким образом, когда двадцатое столетие подходило к концу, ничто, казалось, не предвещало внезапного всплеска религии, как предмета, представляющего глобальное значение. Тем не менее, именно это произошло теперь в виде подспудно нарастающего беспокойства и недовольства, пока представляющих собой, по большей части, только смутное ощущение духовной пустоты, порождающей их. Древние раскольнические конфликты, очевидно, не поддающиеся терпеливому искусству дипломатии, возродились с еще большей злобой, чем прежде. Богословские темы, сверхъестественные явления и теологические догмы, которые еще недавно отметались, как рудименты эпохи невежества, вдруг оказались предметом восторженных, чтобы не сказать бесшабашных, исследований во влиятельных средствах массовой информации. Во многих странах религиозные мандаты приобретают новое и непререкаемое значение в кандидатурах претендентов на политические посты. Мир, который считал, что с падением Берлинской Стены наступил рассвет эпохи мира во всем мире, внимает теперь предостережениям о том, что он находится в тисках войны цивилизаций, в основе которой лежат непримиримые религиозные антипатии. Книжные магазины, журнальные киоски, вебсайты и библиотеки наперебой стремятся удовлетворить явно неистощимую общественную жажду информации на религиозные и духовные темы. Вероятно, самый яркий фактор в стремлении что-то изменить – это вынужденное признание факта, что нет никакой адекватной замены религиозным убеждениям, как силе, способной воспитать в людях самодисциплину и возродить в них приверженность нравственному поведению. 6. В стороне от внимания, сосредоточенного на том, что религия, как это формально воспринимается, взяла на себя руководство, остается повсеместное возрождение духовного поиска. Развитие, выраженное, чаще всего, как стремление найти свою личную индивидуальность, возвышающуюся над просто физической сущностью, воодушевляет на множественные поиски, по характеру как положительные, так и отрицательные. С одной стороны, поиски справедливости и продвижение дела мира во всем мире также ведут к пробуждению нового восприятия роли индивидуума в обществе. Точно так же, хотя и сосредотачиваясь на мобилизации поддержки изменений в общественном механизме принятия решений, движения, подобные движению в защиту окружающей среды и феминизму, вызывают пересмотр самоосознания людей и их цели в жизни. Во всех основных религиозных общинах происходит переориентация – ускоряющаяся миграция верующих от традиционных ветвей родительских вер к сектам, которые придают первостепенное значение духовному поиску и личному опыту своих членов. На противоположном полюсе — внимание к внеземному, образ жизни "самопознания", уход от действительности, харизматическая экзальтация, увлечения разными вариантами «New Age» и эффектами пробуждения сознания, приписываемыми наркотикам и галлюциногенам, привлекают намного больше и куда более разнообразных последователей, чем спиритизм или теософия в такой же исторический поворотный момент столетие назад. Для бахаи, быстрое размножение даже таких культов и практик, которые у многих могут вызвать отвращение, служит, прежде всего, напоминанием смысла, воплощенного в древней истории о Меджнуне, который просеивал прах в поиске возлюбленной Лейли, хотя знал, что она была чистым духом: “Я ищу ее повсюду; быть может, где-нибудь и найду”.[1] ã 7. Заново пробужденный интерес к религии, очевидно, далек от достижения своего пика, как в своих явных религиозных, так и в менее определенных духовных проявлениях. Напротив. Это явление есть продукт исторических сил, которые уверенно наращивают мощь. Их общий эффект должен разрушить уверенность, завещанную миру двадцатым веком, что материальное существование представляет окончательную реальность. 8. Самой очевидной причиной этих переоценок стала несостоятельность собственно материалистического подхода. В течение более чем ста лет идея прогресса отождествлялась с экономическим развитием и его способностью мотивировать и направлять социальный прогресс. Те различия во мнениях, которые существовали, не бросали вызов этому мировоззрению, а только касались концепций о способах наилучшего достижения его целей. Его самая экстремальная форма, железная догма “научного материализма” пыталась дать иное толкование каждому аспекту истории и человеческого поведения в своих собственных узких понятиях. Какие бы гуманитарные идеалы ни вдохновляли, возможно, некоторых его ранних сторонников, его неизбежным следствием мирового масштаба стали тоталитарные режимы, готовые использовать любые средства принуждения для регулирования жизни несчастных народов, которым довелось жить под их властью. В качестве оправдания для этих жестокостей выдвигалась идея создания общества нового типа, которое не только избавило бы людей от нищеты, но и обеспечило полную реализацию человеческого духа. Наконец, после восьми десятилетий наращивания безумия и зверств, это движение полностью дискредитировало себя в качестве достойного доверия пути к светлому будущему. 9. Другие социальные экспериментальные системы, хотя и не прибегали к бесчеловечным методам, однако черпали свою моральную и интеллектуальную силу из той же самой ограниченной концепции действительности. Укоренялось такое представление, что так как люди действуют чрезвычайно корыстно в вопросах, имеющих отношение к их экономическому благосостоянию, строительство справедливых и преуспевающих обществ может быть обеспечено по тому или иному варианту модернизации. Заключительные десятилетия двадцатого столетия, однако, прогнулись под возрастающим бременем доказательств противоположного: разрушение семейной жизни, рост преступности, нарушение функционирования образовательных систем, и целый список других социальных патологий, которые заставляют вспомнить мрачные слова предупреждения Бахауллы о надвигающемся состоянии человеческого общества: “Участь его будет такова, что раскрывать ее сейчас неуместно и преждевременно.”[2] 10. Судьба того, что мир привык называть социально-экономическим развитием, не оставила сомнений, что даже самые идеалистические мотивы не могут исправить фундаментальные пороки материализма. Рожденное хаосом Второй Мировой войны "развитие" стало, безусловно, самым крупным и самым амбициозным коллективным предприятием, которое человеческий род когда- либо предпринимал. Его гуманитарная мотивация была соизмерима с его огромными материальными и технологическими инвестициями. Спустя пятьдесят лет, хотя и сознавая внушительные выгоды, принесенные развитием, это предприятие должно быть признано, согласно его собственным стандартам, потерпевшим ошеломительную неудачу. Не говоря о том, чтобы сократить разрыв между благосостоянием небольшой части человеческого рода, наслаждающейся выгодами современности, и состоянием широких народных масс, погрязших в безнадежной нищете, коллективное предприятие, которое поначалу казалось таким многообещающим, беспомощно наблюдало, как разрыв этот, расширяясь, превращался в бездну. 11. Потребительская культура, сегодняшняя негласная наследница материалистического евангелия социального прогресса, свободна от эфемерной сущности вдохновлявших его целей. Блага, как по щучьему веленью получаемые тем незначительным меньшинством людей, которые могут их себе позволить, не поддаются разумному обоснованию. Поощряемое развалом традиционной нравственности развитие нового мировоззрения, по существу, не более, чем триумф такого же инстинктивного и слепого, как и потребность в еде, животного импульса, выпущенного на волю после долго длившихся ограничений сверхъестественных запретов. Его самой наглядной жертвой стал язык. Тенденции, некогда повсеместно осуждавшиеся, как аморальные, теперь преобразуются в потребности социального прогресса. Эгоизм становится похвальным коммерческим ресурсом; лживость переизобретается в облике общественной информации; различного рода извращения беззастенчиво притязают на статус гражданских свобод. Под соответствующими эвфемизмами скупость, вожделение, леность, гордость, даже насилие приобретают не просто широкомасштабную приемлемость, но и социальную и экономическую ценность. Ирония заключается в том, что как только из слов был выкинут смысл, его лишились и те самые материальные удобства и приобретения, ради которых истина была мимоходом принесена в жертву. 12. Очевидно, что ошибка материализма была не в похвальном стремлении улучшить условия жизни, а в узости мышления и необоснованной самонадеянности при определении ее миссии. Важность как материального процветания, так и научно-технических достижений, необходимых для ее осуществления – это тема, которая проходит через писания Веры Бахаи. Однако, как это с самого начала было неизбежно, произвольные усилия, направленные на отделение такого физического и материального благосостояния от духовного и морального развития человечества закончились потерей доверия тех самых слоев населения, интересам которых материалистическая культура претендовала служить. “Будь свидетелем того, как на мир обрушивается одно бедствие за другим ”, предупреждает Бахаулла. “Их болезнь уже совершенно безнадежна, ибо истинному Врачевателю мешают применить лекарство, а на невежественных лекарей взирают благосклонно и предоставляют им полную волю.”[3] ã 13. Помимо того, что обещания материализма обернулись разочарованием, преобразующей силой, подрывающей ложные представления о реальности, принесенные человечеством в двадцать первый век, явилась глобальная интеграция. На самом простом уровне, она получает форму развития технологий связи, открывающих широкие возможности взаимодействия между разнообразными народами планеты. Наряду с облегчением межличностных и межсоциальных обменов, всеобщий доступ к информации превращает знания, накопленные веками и до недавнего времени доступные только привилегированной элите, в наследие всего человеческого рода, без оглядки на национальные, расовые или культурные различия. При всей грубой несправедливости, которую глобальная интеграция увековечивает, а в действительности, углубляет, ни один осведомленный наблюдатель не может не признать, что эти изменения создали стимул для размышлений о действительности. С размышлением приходят вопросы о всех установленных устоях, уже не только религиозных и нравственных, но также и государственных, академических, коммерческих, средств массовой информации, и во все большей степени, научного мнения. 14. Кроме технологических факторов, объединение планеты оказывает и другое, еще более прямое воздействие на мысль. Невозможно переоценить, например, трансформирующее воздействие массовых путешествий в международном масштабе на глобальное сознание. Еще более велики последствия массовых миграций, свидетелем которых был мир в течение полутора веков, с тех пор как Баб объявил о Своей миссии. Миллионы беженцев, убегавших от преследований, метались по европейскому, африканскому и азиатскому континентам туда-сюда, подобно волнам приливов и отливов. Среди страданий, которые породила эта суматоха, осознается прогрессивная интеграция рас и культур всего мира, как граждан единой всепланетной родины. В результате, люди оказывались под влиянием иных культур и стандартов, о которых их предки знали мало или ничего, что толкало их на поиски смысла, который невозможно было обойти. 15. Невозможно себе представить, насколько иной была бы история последних полутора веков, если бы кто-нибудь из ведущих мировых правителей, к которым обращался Бахаулла, потратил бы время на размышления о концепции действительности, опирающейся на нравственные принципы ее Творца, такие же нравственные принципы, как те, к которым они, по их утверждениям, относились с высочайшим почтением. Что является безошибочным для бахаи, так это то, что, несмотря на такой отказ, преобразования, возвещенные в послании Бахауллы, беспрепятственно осуществляются. Совместные открытия и совместные страдания поставили народы разных культур перед лицом общей человеческой природы, лежащей под тонким слоем воображаемых различий индивидуальности. Понимание того, что жители земли являются, действительно, “листьями одного дерева”[4], постепенно становится эталоном, по которому теперь судят о коллективных усилиях человечества, независимо от того, отрицается ли это упрямо в одних сообществах, или приветствуется в других, как освобождение от бессмысленных и удушающих ограничений. 16. Утрата веры в несомненность положений материализма и прогрессирующая глобализация человеческого опыта взаимно усиливают вселяемую ими жажду понять цель существования. Основным ценностям брошен вызов; узкие, местнические привязанности сдали свои позиции; требования, казавшиеся некогда невероятными, теперь приняты. Это то самое всемирное сотрясение, к которому, как объясняет Бахаулла, священные писания прошлых религий применяли образ “Дня Воскресения”: “Призыв возвещен, и люди встали из своих могил и, поднимаясь, озираются вокруг.”[5] В недрах всего этого хаоса и страданий идет процесс, по существу, духовный: “Ветер Всемилостивого подул, и оживлены были души в могилах тел своих.”[6] ã 17. На протяжении всей истории важнейшими факторами духовного развития были великие религии. Для большинства людей на земле, священные писания каждой из этих систем верований служили, говоря словами Бахауллы, как “Божий Град”,[7] источник знания, который полностью охватывает сознание, столь неотразимый, что дарует искреннему “новое зрение, новый слух, новое сердце и новый разум”[8]. Обширная литература, в которую внесли вклад все религиозные культуры, отмечает трансцендентный опыт, переданный поколениями ищущих. На протяжении тысячелетий жизни тех, кто откликался на веления Всевышнего, вдохновлялись на захватывающие дух достижения в музыке, архитектуре и других искусствах, бесконечно воспроизводя опыт своей души для миллионов своих верующих собратьев. Никакая другая сила в мире существования не была способна заставить людей проявлять сопоставимые качества героизма, самопожертвования и самодисциплины. На социальном уровне принципы морали, вытекающие из религии, многократно перекладывались во всеобщие кодексы законов, регулируя и совершенствуя человеческие отношения. При рассмотрении в перспективе становится ясно, что основные религии являются первичными движущими силами процесса развития цивилизации. Утверждать обратное – это значит, конечно, игнорировать исторические факты. 18. Почему тогда это богатейшее наследие не становится центральной платформой для сегодняшнего пробуждения духовных поисков? На периферии предпринимаются усердные попытки переформулировать учения, давшие начало соответствующим верованиям, в надежде наполнить их новой притягательностью, но большая часть поисков смысла носит рассеянный, индивидуалистический и несвязный характер. Священные писания не изменились; содержащиеся в них нравственные принципы не потеряли своей силы. Никто из тех, кто искренне обращает вопросы к Небесам, если он настойчив, не потерпит неудачи в получении ответа в Псалмах или в Упанишадах. Сердце любого, испытывающего некоторую близость к Реальности, которая вознесена над этим материальным миром, будет тронуто словами, которыми Иисус или Будда так интимно говорят об этом. Апокалиптическое видение Корана продолжает давать своим читателям непоколебимую уверенность, что реализация справедливости остается центром Божественной цели. И жизни героев и святых в их существенных чертах не кажутся менее значительными, чем во времена, когда они жили, столетия назад. Поэтому, для многих религиозных людей самый болезненный аспект нынешнего кризиса цивилизации состоит в том, что поиск истины не привел с уверенностью к знакомым религиозным направлениям. 19. Эта проблема, конечно, имеет две стороны. Разумная душа не просто занимает свое пространство, но является активным членом социальной группы. Хотя обретенные истины великих религий сохраняют свою силу, ежедневный жизненный опыт человека двадцать первого века невообразимо далек от того опыта, который он мог бы иметь, если бы жил в те эпохи, когда эти руководства были явлены. Демократический путь принятия решений существенно изменил отношение индивидуума к властям. Со все большей уверенностью и успехом женщины справедливо настаивают на своем праве на полное равенство с мужчинами. Научно-технические революции изменяют не только функционирование, но и концепцию общества, а в действительности концепцию самого существования. Всеобщее образование и возникновение новых областей творчества открывают путь взглядам, которые стимулируют социальную подвижность и интеграцию, и создают возможности, из которых власть закона поощряет гражданина извлечь все преимущества. Исследование стволовых клеток, ядерная энергия, половая принадлежность, экологический стресс и использование богатств поднимают, по самой меньшей мере, беспрецедентные социальные вопросы. Все это, а также бесчисленное множество других изменений, затрагивающих каждый аспект человеческой жизни, привели к возникновению целого нового мира каждодневных альтернатив как для общества в целом, так и для отдельных его членов. Единственно что не изменилось – это неизбежная необходимость выбирать из этих альтернатив, чтобы прийти к лучшему или худшему результату. Именно здесь духовная природа современного кризиса более всего обостряется, потому что большинство решений, которые надо принимать, являются не просто практическими, но также и нравственными. Поэтому, в значительной степени, утрата веры в традиционную религию стала неизбежным следствием невозможности найти в ней руководство, необходимое, чтобы жить современной, успешной и уверенной жизнью. 20. Второе препятствие на пути возрождения унаследованных систем убеждений, как ответа на духовную жажду человеческого рода – это ранее уже упомянутые последствия глобальной интеграции. Всюду по планете люди, воспитанные в лоне одной религии, оказались внезапно брошены в тесное общение с другими, чьи верования и обычаи кажутся, на первый взгляд, несовместимым образом отличающимися от их собственных. Различия могут вызывать и часто вызывают защитную реакцию, бурлящие негодования и приводят к конфликту. Во многих случаях, однако, это воздействие должно, напротив, подталкивать к пересмотру полученного учения и воодушевлять на усилия, направленные на выявление общих ценностей. Поддержка, которой пользуются различные виды межрелигиозной деятельности, несомненно, во многом объясняется именно такого рода откликом среди широкой публики. При таком подходе неизбежно возникает сомнение в отношении тех религиозных учений, которые сдерживают общение и взаимопонимание. Если люди, чьи верования существенно отличаются от чьей-то собственной веры, тем не менее, ведут нравственный образ жизни, заслуживающий восхищения, тогда что есть то, что возвышает чью-то собственную веру над верованиями других? С другой стороны, если все великие религии сообща признают некоторые основные ценности, разве узкорелигиозная приверженность не ведет просто к укреплению нежелательных барьеров между индивидуумом и его соседями? 21. Поэтому, вероятно, немногие сегодня среди тех, кто имеет в какой-то степени объективное представление о предмете, питают иллюзии, что какая-либо из организованных религиозных систем прошлого может взять на себя роль высшего руководства для человечества в вопросах современной жизни, даже в том невероятном случае, если бы ее разрозненные секты объединились ради этой цели. Каждая из тех религий, которые мир считает независимыми религиями, установлена на почве, созданной ее авторитетным священным писанием и ее историей. Поскольку она не может заново сформировать свою систему убеждений, выводя ее законным путем из авторитетных слов своего Основателя, она, точно так же, не может адекватно ответить на множество вопросов, поставленных социальной и интеллектуальной эволюцией. Хотя это многим и покажется огорчительным, это не более, чем неизбежная черта, присущая эволюционному процессу. Попытки так или иначе вернуться к истокам могут привести только к еще большему разочарованию в самой религии и усилить противостояние сект. ã 22. Эта ситуация и неестественная, и саморазящая. Существующий мировой порядок, если его можно так назвать, в пределах которого бахаи сегодня делятся посланием Бахауллы, таков, что его неправильные представления и о человеческой природе, и об эволюции общества столь фундаментальны, что серьезно препятствуют большинству разумных и исполненных благих намерений попыток улучшить положение человечества. Это особенно верно в отношении неразберихи, которая охватывает, фактически, каждый аспект предмета религии. Чтобы адекватно отвечать на духовные нужды своих соседей, бахаи должны будут обрести глубокое понимание охватываемых вопросов. Силу воображения, которую требует этот вызов, можно оценить по совету, который, наверное, дается чаще всего, и по настойчиво повторяющемуся в писаниях их Веры увещеванию: "взвешивать", "обдумывать", "размышлять". 23. Стало привычным, что в популярных беседах под "религией" подразумевается множество сект, существующих в настоящее время. Не удивительно, что такое предположение сразу порождает в других кругах протест, что под религией подразумевается скорее та или иная из великих, независимых религиозных систем, которые формировали и вдохновляли целые цивилизации. Однако, эта точка зрения, в свою очередь, вызывает неизбежный вопрос: где найти в современном мире эти исторические религии? Где можно увидеть, в точности, "Иудаизм", "Буддизм", "Христианство", “Ислам” и другие религии? Ведь их, очевидно, нельзя отождествлять с непримиримо противостоящими друг другу организациями, претендующими на то, что они официально выступают от имени религии. И при этом проблема не заканчивается на этом. Еще одним ответом на вопрос, почти наверняка, будет то, что под религией подразумевается просто отношение к жизни, ощущение отношений с той трансцендентной Реальностью, которая вознесена над материальным существованием. Религия, воспринимаемая так, является атрибутом индивидуального лица, импульсом, не приемлющим организации, опытом, доступным повсюду. Однако, снова, такая ориентация будет рассмотрена большинством религиозно мыслящих людей, как отсутствие самой воли к самодисциплине и объединяющего влияния, которые и придают религии смысл. Некоторые оппоненты даже будут возражать, что, напротив, религия играет роль образа жизни тех, кто, подобно им самим, приняли строгие распорядки ежедневных ритуалов и самоотрешения, полностью отстранивших их от остальной части общества. Что общего во всех таких различных концепциях, - это та степень, до которой явление, признанное, как полностью выходящее за пределы человеческой досягаемости, оказалось, тем не менее, постепенно заключено в тюремную камеру, ограниченную стенками изобретенных человеком концепций, будь то организационных, теологических, эмпирических или ритуальных. 24. Учение Бахауллы разрубает этот клубок противоречивых взглядов и, при этом, заново формулирует многие истины, которые, явно или неявно, легли в основу всего Божественного откровения. Бахаулла ясно дает понять, что как бы тщательно вы ни вчитывались в Его намерения, пытаться ухватить или предполагать подлинную сущность Бога в трактатах и вероучениях – значит упражняться в самообмане: “Для всякого чуткого и просвещенного сердца очевидно, что Бог, непостижимая Сущность, Божественное Существо, превознесен бесконечно выше всякого человеческого свойства, такого, как телесное существование, восхождение и нисхождение, уход и возвращение. Такова слава Его, что человеческим устам не восхвалить Его по достоинству, а человеческому сердцу не постичь Его бездонного таинства.”[9] Инструментом, посредством которого Творец всего сущего взаимодействует с вечно развертывающимся творением, которое Он создал, является появление пророческих Фигур, которые являют свойства недоступной Божественной сущности: “Поскольку врата постижения Того, Кто есть Ветхий Днями, закрыты пред лицом всякого существа, Источник бесконечной милости... повелел сим лучезарным Самоцветам Святости выступить из царства духа в благородном обличии человеческого храма и явить Себя всем людям, дабы поведать миру о таинствах неизменного Существа и рассказать о тончайших проявлениях Его нетленной Сущности.”[10] 25. Предполагать, что можно быть арбитром среди Посланников Бога, возвеличивая одного из них выше другого, значило бы согласиться с заблуждением, что Вечный и Всеобъемлющий подвержен капризам человеческих предпочтений. “Теперь для тебя ясно и очевидно”, - это точные слова Бахауллы, “что все Пророки суть Храмы Божиего Дела, явленные в различном облачении. Если воззришь проницательным оком, то увидишь, что проживают Они в одном шатре, парят в одних небесах, восседают на одном престоле, ведут одну речь и проповедуют одну Веру.”[11] Более того, представлять себе, что природа этих уникальных Фигур может быть – или должна быть – заключена в рамки теорий, заимствованных из материального опыта, столь же дерзко. Под “познанием Бога”, объясняет Бахаулла, подразумевается познание Богоявлений, проявляющих Его волю и качества, и именно здесь душа вступает в тесное общение с Творцом, который во всех иных обстоятельствах находится за пределами как вербального, так и образного представления: “Еще свидетельствую”, утверждает Бахаулла о положении Богоявления, “что чрез Твою красоту раскрылась красота Возлюбленного, и чрез Твой лик воссияло лицо Желанного”[12] 26. Религия, воспринимаемая так, пробуждает души к осознанию своих потенциальных возможностей, которые иными путями не поддаются воображению. В какой степени индивидуум учится извлекать пользу из воздействия Божьего откровения на свою эпоху, в той же степени его естество постепенно пропитывается атрибутами Божественного мира: “Через Учение сего Дневного Светила Истины”, объясняет Бахаулла, “всякий человек будет совершенствоваться и расти, пока не достигнет положения, что будет проявлением всех заложенных в нем сил, коими наделена его внутренняя истинная сущность.”[13] Поскольку цель человечества подразумевает продвижение “вечноразвивающейся цивилизации”[14], не самой слабой из исключительных сил, которые подвластны религии, оказалась ее способность освободить тех, кто верит, от оков самого времени, принося себя в жертву во имя поколений будущих столетий. Действительно, поскольку душа бессмертна, осознание ею ее истинной природы дает ей возможность служить эволюционному процессу не только в этом мире, но и еще более открыто в тех мирах, которые за его пределами: “Свет, излучаемый такими душами”, утверждает Бахаулла, “способствует развитию мира и продвижению вперед его народов... Всякая вещь имеет причину, побудительную силу и животворящую основу. Души сии суть символы отрешения, дающие миру бытия ныне и присно тот изначальный толчок, что приводит его в движение.”[15] 27. Таким образом, вера - необходимая и негасимая движущая сила биологического вида, что описано влиятельным современным мыслителем словами “эволюция, осознавшая саму себя”[16]. Когда, как тому служат печальным и неопровержимым свидетельством события двадцатого века, естественное выражение веры искусственно блокируется, тогда выдумываются объекты поклонения, не имеющие, однако, никакой ценности, и даже фальшивые, которые могут, в какой-то мере, успокоить острую тягу к вере. Это такой импульс, который невозможно отвергнуть. 28. Короче говоря, через продолжающийся процесс откровения Тот, кто есть Источник системы знаний, которую мы называем религией, демонстрирует целостность этой системы и отсутствие в ней противоречий, порождаемых сектантскими амбициями. Работе каждого Богоявления присущи независимость и власть, которые превосходят всякую оценку. Кроме того, она есть одна стадия в безграничном развертывании единой Реальности. Поскольку цель последовательных Божьих откровений состоит в том, чтобы пробудить человечество к осознанию своих способностей и ответственности, как попечителя[†] мироздания, этот процесс является не просто повторяющимся, а прогрессивно развивающимся, и может быть полностью и по достоинству оценен только если понимать его в этом контексте. 29. Бахаи ни в каком отношении не могут утверждать, что в этот ранний час они уразумели более, чем долю минуты истин, принадлежащих откровению, на котором основывается их Вера. В отношении, например, развития Дела Хранитель сказал: “Все, что мы можем позволить себе разумно предпринять, – это стараться уловить проблеск первых лучей обещанной зари, которая должна в полноте времен рассеять мрак, окутывающий человечество.”[17] Кроме воодушевляющего смирения, этот факт должен служить также, как постоянное напоминание, что Бахаулла не принес новую религию, чтобы встать рядом с существующими разнообразными сектантскими организациями. Нет, он переработал всю концепцию религии, как основной силы, стимулирующей развитие сознания. Поскольку человеческий род, при всем своем разнообразии, – единый вид, то вмешательство, посредством которого Бог совершенствует скрытые качества разума и сердца у этого вида – тоже единый процесс. Его герои и святые – это герои и святые всех ступеней в этой борьбе; его успехи – успехи всех ступеней. Именно нравственная норма, продемонстрированная в жизни и работе Учителя и приводимая сегодня в пример в общине бахаи, стала преемником всего духовного наследия человечества, наследия, одинаково доступного народам всей земли. 30. Поэтому, повторяющимся доказательством существования Бога служит то, что с незапамятных времен Он неоднократно являл Себя. В широком смысле, как объясняет Бахаулла, грандиозная эпопея религиозной истории человечества представляет собой выполнение "Завета", бессмертного обещания, в котором Творец всех вещей заверяет род человеческий в своем неизменном руководстве, необходимом для его духовного и морального развития, и призывает его усваивать и выражать эти ценности. Каждый волен обсуждать с точки зрения историка свидетельства уникальной роли того или иного Посланника Божьего, если у него есть такая цель, но такая спекуляция никак не поможет объяснить события, которые преобразовали мышление и произвели критические для эволюции общества изменения в человеческих отношениях. Богоявления приходили с большими интервалами, такими, что известные случаи можно пересчитать по пальцам, и каждый из них был откровенен в отношении авторитетности Своего учения, и каждый оказывал влияние на прогресс цивилизации, несравнимое с влиянием любого другого явления в истории. “Рассудите о часе, когда верховное Богоявление откроет Себя пред людьми”, указывает Бахаулла: “Прежде чем сей час наступит, Предвечное Существо, еще неведомое людям и не возвестившее Слово Божие, уже само обладает Всезнанием о мире, где никто из людей не знает Его. Воистину, Он есть Творец без творения.”[18] ã 31. Возражение, чаще всего выдвигаемое против вышеприведенной концепции религии, – это утверждение, что различия между богоявленными религиями столь фундаментальны, что представлять их, как ступени или стороны единой системы истин, значит идти против фактов. При той неразберихе, которая царит вокруг природы религии, эту реакцию можно понять. Однако, важно то, что такое возражение приглашает бахаи представить рассмотренные здесь принципы более явно, в эволюционном контексте писаний Бахауллы. 32. Приводимые различия относятся либо к религиозной практике (обрядам), либо к учению, причем и то, и другое представляется, как вытекающее из соответствующего священного писания. В отношении религиозных обрядов, регулирующих личную жизнь, полезно рассмотреть этот вопрос на фоне сопоставимых особенностей материальной жизни. Менее всего вероятно, что различия в гигиене, одежде, снадобьях, еде, транспортных средствах, военных делах, строительстве или экономической деятельности, как бы сильны они ни были, могут и далее серьезно выдвигаться в поддержку теории, что человечество, фактически, не составляет одного единственного и уникального народа. До начала двадцатого века, такие примитивные споры были обычным делом, но теперь исторические и антропологические исследования дают целостную панораму процесса культурного развития, в результате которой эти и бесчисленное множество других выражений человеческого творчества возникли, передавались через последовательность поколений, подвергались постепенным метаморфозам и часто распространялись дальше, обогащая жизнь народов дальних стран. Поэтому, эти современные сообщества представляют широкий спектр таких явлений, которые ни в коем случае не определяют фиксированную и неизменную отличительную особенность рассматриваемых народов, а просто отличают ступень, через которую они проходят или, по крайней мере, проходили до недавнего времени. Даже при этом, все такие культурные проявления сейчас находятся в состоянии плавного развития под давлением всепланетной интеграции. 33. Бахаулла указывает, что подобный же эволюционный процесс отличает и религиозную жизнь человечества. Определяющая разница состоит в том, что, в отличие от просто случайных событий действующего в истории метода проб и ошибок, эти нормы каждый раз предписывались явно, как составные особенности того или иного Божественного откровения, воплощенного в священном писании, и их неприкосновенность тщательно поддерживалась в течение столетий. Тогда как некоторые элементы каждого кодекса поведения, в конце концов, выполняли свое предназначение и, когда приходило тому время, уходили в тень, уступая место другим заботам, принесенным процессом общественного развития, сам кодекс не терял своего авторитета в течение всего длительного этапа человеческого прогресса, в котором он играл жизненно важную роль обучения поведению и отношениям. “Сии установления и законы, сии непреложные и могущественные учения ”, утверждает Бахаулла, “исходят из одного Источника, они - лучи одного Света. Отличия же их друг от друга объясняются разными потребностями эпох, в коих они были провозглашены.”[19] 34. Поэтому, спорить о том, что различия в предписаниях, ритуалах и иной практике представляют какое-либо существенное возражение против идеи единства по существу богоявленных религий, означает упустить цель, которой эти предписания служили. Более серьезно то, что это упускает из виду фундаментальное различие между вечными и преходящими особенностями роли религии. Суть послания религии неизменна. Она, говоря словами Бахауллы, есть “неизменная Вера Божия, вечная в прошедшем, вечная в грядущем”.[20]. Ее роль в открытии для души пути вступления в вечные, зрелые отношения со своим Творцом, – и в обеспечении этого большей, чем когда-либо, степенью моральной независимости в обуздании животных импульсов человеческой природы, – нисколько не противоречит тому, что она дает вдобавок руководство, которое способствует процессу строительства цивилизации. 35. Концепция последовательного откровения делает решающий акцент на признании откровения Бога при его появлении. Неспособность большей части человечества к этому снова и снова обрекала целые народы на ритуальное повторение обрядов и практики спустя долгое время после того, как эти последние выполнили свою цель и теперь просто пародировали нравственный прогресс. К сожалению, сегодня естественным следствием такой неспособности стало опошление религии. Как раз в момент, когда в своем коллективном развитии человечество начало бороться с вызовами современности, духовный ресурс, от которого, в первую очередь, зависели необходимые для этого нравственное мужество и образование, быстро превращался в предмет осмеяния, сначала на тех уровнях, где принимались решения о направлении курса, которое общество должно принять, и, в конечном счете, во все более широких кругах населения вообще. Поэтому, не удивительно, что это, самое разрушительное из многих предательств, от которых страдало человеческая вера, должно было, со временем, подорвать основы самой веры. Вот почему Бахаулла снова и снова призывает Своих читателей глубоко задуматься об уроке, преподанном такими повторяющимися поражениями: “Задумайся на миг и поразмысли о причинах сего отрицания..."[21] "В чем крылась причина их столь сильного неприятия и отчуждения?"[22] "В чем крылась причина подобных распрей...?"[23] "Рассуди, в чем причина …?”[24] 36. Еще более пагубной для религиозного осмысления была теологическая самонадеянность. Неизменной чертой раскольнического прошлого религии была доминирующая роль, играемая духовенством. В отсутствие святых текстов, которые закрепили бы за ним бесспорные учредительские полномочия, высшее духовенство успешно присваивало себе исключительные права на толкование Божественного смысла. Однако, как бы разнообразны ни были мотивы этого, трагедия в том, что это, в результате, препятствовало потоку вдохновения, ввергало в уныние независимую интеллектуальную деятельность, сосредотачивало внимание на мелочах ритуалов и слишком часто порождало ненависть и предубеждение к тем, кто придерживался иного пути в расколе, чем сами эти самозваные духовные лидеры. Хотя ничто не могло помешать творческой мощи Сил Провидения продолжать работу по постепенному развитию сознания, пределы его возможностей, достижимые в каком-либо веке, все более и более ограничивались такими искусственно чинимыми препятствиями. 37. Через какое-то время, теологии удавалось построить в сердце каждой из великих религий власть, параллельную, и даже по духу враждебную явленному учению, на котором традиция была основана. Знакомая притча Иисуса о землевладельце, который посеял семя на своем поле, адресована, как в смысле проблемы, так и ее последствий, настоящему времени: “когда же люди спали, пришел враг его и посеял между пшеницею плевелы и ушел ”[25]. Когда его слуги предложили выбрать их, землевладелец ответил: “нет, -- чтобы, выбирая плевелы, вы не выдергали вместе с ними пшеницы, оставьте расти вместе то и другое до жатвы; и во время жатвы я скажу жнецам: соберите прежде плевелы и свяжите их в снопы, чтобы сжечь их, а пшеницу уберите в житницу мою.”[26] Через все страницы Корана проходит самое серьезное осуждение того духовного ущерба, который вызывает эта конкурирующая гегемония: “Скажи: Господь мой запретил только мерзости, явные из них и скрытые, грех и злодеяние без права, и чтобы вы придавали Аллаху в сотоварищи то, о чем Он не низвел власти, и чтобы говорили против Аллаха то, чего не знаете.”[27] Для современного разума это самая большая насмешка, что поколения теологов, чьи жульничества на религии воплощают в точности предательство, так резко осужденное в этих текстах, должны стремиться использовать само это предупреждение, как оружие подавления протеста против узурпации ими Божественной власти. 38. В действительности, каждая новая стадия в постепенно разворачивающемся процессе раскрытия духовной истины была заморожена в своем времени и во множестве реалистических образов и толкований, многие из которых были заимствованы от культур, которые сами были морально устаревшими. Концепции физического воскресения, рая плотских удовольствий, реинкарнации, пантеистических чудес, и т.п., какова бы ни была их ценность на более ранних стадиях развития сознания, сегодня, в эту эпоху, когда земля, буквально, стала единой страной, и люди должны учиться видеть себя ее гражданами, они воздвигают стены отчуждения и конфликта. В этих обстоятельствах становятся понятны причины, почему Бахаулла так страстно предупреждал о барьерах, которые догматическая теология создает на пути тех, кто стремится понять волю Бога: “О вожди веры! Hе взвешивайте Книгу Божию по правилам и наукам, что в ходу у вас, ибо сама Книга сия есть непогрешимые Весы, установленные среди людей.”[28] В Своей Скрижали к Римскому папе Пию IX Он объявляет понтифику, что Бог в этот день, "собрал в сосуды справедливости” то, что прочно в религии и “бросил в огонь то, что предназначено огню”[29]. ã 39. Освободившись от зарослей, которыми теология загородила религиозное понимание, разум может исследовать знакомые места писаний глазами Бахауллы. “Несравнен сей День,” утверждает Он, “ибо подобен он зрению для прошлых эпох и веков и свету для тьмы времен.”[30] Самое поразительное наблюдение, обнаруживаемое благодаря преимуществам этого взгляда, – это единство цели и принципа, красной нитью проходящее через все древнееврейские священные писания, Евангелие и, особенно, Коран, хотя легко можно найти отголоски и в священных писаниях других мировых религий. Снова и снова, те же самые организующие темы рождаются из матрицы заповедей, наставлений, повествований, символики и толкований, в которую они вшиты. Из этих основополагающих истин, безусловно, наиболее отличительная – это постепенная формулировка и решительное утверждение единства Бога, Творца всего сущего как в мире физических явлений, так и в тех сферах, которые за его пределами. “Я Господь,” объявляет Библия, “и нет иного; нет Бога кроме Меня”,[31] и та же самая концепция подпирает основы более поздних учений Христа и Мухаммада. 40. Человечество – фокусная точка, преемник и попечитель[‡] мира – существует, чтобы познать своего Творца и служить Его цели. В своем высочайшем выражении прирожденное человеческое стремление откликнуться принимает форму поклонения, состояния, передающего искреннюю покорность силе, которая признана заслуживающей такого преклонения. “Царю же веков нетленному, невидимому, единому премудрому Богу честь и слава во веки веков.”[32] Неотделимо от самого духа почитания, его проявление в служении Божественной цели для человечества. “Cкaжи: ‘Пoиcтинe, милocть - в pyкe Aллaxa: Oн дapyeт ee тeм, кoмy пoжeлaeт!’ Пoиcтинe, Aллax oбъeмлющ, знaющ!”[33] Освещенные этим пониманием обязанности человечества ясны: “He в тoм блaгoчecтиe, чтoбы вaм oбpaщaть cвoи лицa в cтopoнy вocтoкa и зaпaдa”, утверждает Коран, “a блaгoчecтиe - ктo yвepoвaл в Aллaxa, … и давал имущество, нecмoтpя нa любoвь к нeмy, близким, и cиpoтaм, и бeднякaм, и пyтникaм, и пpocящим..."[34] "Вы - соль земли”,[35] внушает Христос тем, кто отвечает на Его зов. “Вы - свет мира.”[36] Резюмируя тему, которая снова и снова повторяется всюду в древнееврейских священных писаниях, а впоследствии вновь появляется в Евангелии и Коране, пророк Михей спрашивает, “…чего требует от тебя Господь: действовать справедливо, любить дела милосердия и смиренно ходить пред Богом твоим.”[37] 41. Эти Писания в равной степени сходятся на том, что способность души достичь понимания цели своего Творца – это не просто плод ее собственного усилия, а результат вмешательства Всевышнего, который открывает путь. Указание на это было дано с незабываемой ясностью Иисусом: “Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня.”[38] Если не видеть в этом утверждении просто догматический вызов, брошенный другим ступеням единого непрерывного процесса Божественного руководства, то это, очевидно, выражение центральной истины Богоявленной религии: что доступ к непостижимой Реальности, которая создает и поддерживает существование, возможен только через пробуждение к свету, исходящему из того Царства. Одна из наиболее лелеемых сур Корана подхватывает метафору: “Aллax - cвeт нeбec и зeмли. .. Cвeт нa cвeтe! Beдeт Aллax к Cвoeмy cвeтy, кoгo пoжeлaeт.”[39] В случае древнееврейских пророков Божественный посредник, который явится позднее, в Христианстве, в образе Сына человеческого, и в Исламе, как Книга Бога, принял форму обязующего Завета, заключенного Творцом с Авраамом, Патриархом и Пророком: “и поставлю завет Мой между Мною и тобою и между потомками твоими после тебя в роды их, завет вечный в том, что Я буду Богом твоим и потомков твоих после тебя.”[40] 42. Преемственность откровений Всевышнего также проявляется как неявная – и, обычно, явная – особенность всех основных вероисповеданий. Одно из его самых ранних и самых ясных выражений содержится в Бхагават-Гите: “Я прихожу, и ухожу, и прихожу. Когда Добродетельность падает, О Бхарата! Когда Злоба усиливается, Я являюсь из века в век, и принимаю видимые очертания, и хожу как человек среди людей, поддерживая добро, отталкивая зло обратно, и ставя Достоинство снова на свое место.”[41] Эта продолжающаяся драма составляет основную структуру Библии, последовательность книг которой рассказывает о миссиях не только Авраама и Моисея, "которого Господь знал лицем к лицу”[42], но и серии пророков меньшего уровня, которые развивали и укрепляли работу, которую эти первичные Авторы процесса привели в движение. Точно так же, сколько бы ни было спорных и фантастических спекуляций вокруг истинной природы Иисуса, они не могли преуспеть в отделении Его миссии от трансформирующего влияния, оказанного на курс цивилизации работой Авраама и Моисея. Он Сам предупреждает, что не Он будет судить тех, кто отвергает послание, которое он несет, но Моисей, "на которого вы уповаете. Ибо если бы вы верили Моисею, то поверили бы и Мне, потому что он писал о Мне. Если же его писаниям не верите, как поверите Моим словам?”[43] С откровением Корана тема преемственности Божьих Посланников становится центральной: “Mы yвepoвaли в Aллaxa и в тo, чтo ниcпocлaнo нaм, и чтo ниcпocлaнo Ибpaxимy, Иcмaилy, Иcxaкy, Йaкyбy ... и чтo былo дapoвaнo Myce и Иce, и чтo былo дapoвaнo пpopoкaми oт Гocпoдa иx."[44] 43. У благожелательного и объективного читателя таких мест рождается признание существенного единства религии. Так что термин “Ислам” (буквально, "покорность" Богу) обозначает не просто отдельное законоцарствие Провидения, инициированное Мухаммадом, но, как это безошибочно явствует из слов Корана, саму религию. Хотя, это правильно, говорить о единстве всех религий, жизненно важно понимать контекст. На самом глубинном уровне, как подчеркивает Бахаулла, существует только лишь одна религия. Религия – это [вся] религия, так же, как наука – это [вся] наука. Первая дает знания о ценностях, постепенно разворачивающихся через Божественное откровение, и отчетливо облекает их в слова, а вторая – это инструмент, с помощью которого человеческий разум исследует и способен оказать свое необычайно точное воздействие на мир физических явлений. Первая определяет цели, которые направляют эволюционный процесс, а вторая – помогает в их достижении. Вместе, они составляют двойственную систему познания, приводящую в движение прогресс цивилизации. И та, и другая провозглашены Учителем как “сияние Солнца Истины”.[45] 44. Поэтому, представлять то, что сделали Моисей, Будда, Зороастр, Иисус, Мухаммад, или последовательные Аватары, принесшие индуистское священное писание, как создание отличных друг от друга религий, – это неадекватный подход к признанию их уникального положения. Правильнее их оценить по достоинству, признав как духовных Учителей истории, как силы, вдыхающие жизнь в рост цивилизаций, через которые сознание расцвело: “В мире [Он] был,” объявляет Евангелие, “и мир чрез Него начал быть”.[46] То, что их личности почитались бесконечно выше, чем имена любых других исторических фигур, отражает попытку выразить словами иначе невыразимые ощущения, пробудившиеся в сердцах бессчетных миллионов людей благословениями, которые даровали их дела. Любя их, человеческий род постепенно узнавал, что значит любить Бога. Не существует, реально, другого способа сделать это. Любовь и уважение к ним исходят не из каких-то невнятных усилий ухватить тайну сущности их природы в догмах, изобретенных человеческим воображением; их почитают из-за их посредничества в том трансформирующем воздействии, которому душа безусловно подчиняет свою волю. ã 45. Очевидно, такая же путаница имеется в вопросе о роли религии в совершенствовании нравственного сознания в широко распространенном понимании его вклада в формирование общества. Возможно, самый очевидный пример – это низкий социальный статус, присваиваемый женщинам в большинстве священных текстов. В то время, как конечные выгоды, которые доставались мужчинам, были, без сомнения, главным фактором в утверждении такой концепции, моральным оправданием этому, бесспорно, служило человеческое понимание смысла самих священных писаний. За немногими исключениями, эти тексты обращаются к мужчинам, оставляя женщинам вспомогательную и зависимую роль в жизни и религии, и общества. Печально, что такое понимание сделало прискорбно легким возложение на женщин первичной вины за неспособность обуздывать сексуальное влечение, жизненно важную составляющую нравственного совершенствования. В рамках современного взгляда, такого рода отношения, без сомнения, воспринимаются как предвзятые и несправедливые. На этапах социального развития, на которых возникали все великие религии, святые писания стремились, прежде всего, сделать, по возможности, цивилизованными те отношения, которые были обусловлены трудноизлечимыми историческими обстоятельствами. Не требуется большой проницательности, чтобы понять, что цепляясь сегодня за примитивные нормы, можно похоронить самую цель терпеливого воспитания религией нравственности. 46. Аналогичные рассуждения применимы и к отношениям между сообществами. Долгая и напряженная подготовка еврейского народа к возлагаемой на нее миссии иллюстрирует сложность и неподатливость затронутых нравственных проблем. Чтобы духовные способности, к которым обращались пророки, могли бы пробудиться и расцвести, мотивы, навеваемые соседними языческими культурами, должны были быть любой ценой отвергнуты. Библейские повествования о заслуженных карах, понесенных правителями и людьми, которые нарушили нравственные законы, иллюстрировали значительность, придаваемую этим законам Божественным промыслом. Нечто подобное встречалось и в ходе борьбы основанной Мухаммадом новорожденной общины против попыток языческих арабских племен уничтожить ее – и в варварской жестокости, и в неустанном духе кровной вражды, двигавшей нападавшими. Никто, знакомый с историческими подробностями, не будет испытывать затруднений в понимании серьезности предписаний Корана по этому вопросу. В то время, как претензии к монотеистическим верованиям Иудеев и Христиан состояли в том, чтобы добиться соответствующего признания, с идолопоклонством никакой компромисс не допускался. В относительно сжатые сроки, эта суровая власть смогла объединить племена Аравийского полуострова и подвигнуть только что созданное сообщество на более, чем пять столетий нравственных, интеллектуальных, культурных и экономических достижений, непревзойденных ни до, ни после, ни по скорости, ни по масштабам своего распространения. История склонна вершить свой суд сурово. В конечном итоге, в неуклонно разворачивающейся перспективе истории участь тех, кто в слепоте своей душил такие инициативы в колыбели, навсегда отмежевана от благ, приобретенных миром в целом от триумфа Библейского видения человеческих возможностей, и прогресса, ставшего возможным, благодаря гению Исламской цивилизации. 47. Одной из наиболее спорных проблем такого рода в понимании развития общества в направлении духовной зрелости была проблема преступления и наказания. Наказания, установленные большинством священных писаний за преступления против общего благополучия или прав других людей, будучи различны в деталях и степени тяжести, тяготели больше к строгости. Более того, они часто даже разрешали месть обидчикам со стороны потерпевших или членов их семей. Оглядываясь на прошлое, однако, логично спросить, а какие практические альтернативы этому тогда существовали? В отсутствие не только современных программ изменения поведения, но даже обращения за помощью к таким мерам принуждения, как тюрьмы или полиция, делом религии было неизгладимо запечатлеть во всеобщем сознании нравственную неприемлемость – и цену на практике – такого поведения, воздействие которого, в противном случае, деморализовало бы силы, направленные на социальный прогресс. Вся цивилизация с тех пор унаследовала и пользуется этими благами, и было бы нечестно не признавать этого факта. 48. Так что через это прошли все религии, истоки которых сохранились в письменных свидетельствах. Нищета, рабство, самовластие, завоевания, этнические предрассудки и другие нежелательные особенности социальных взаимоотношений не вызывали возражений, или даже встречали явное потворство, тогда как религия стремилась добиться совершенствования поведения, что считалось более актуальным на тех ступенях развития цивилизации. Осуждать религию за то, что ни одно из ее последовательных законоцарствий не было в состоянии обратиться ко всему диапазону социальных пороков, значило бы игнорировать все, что удалось узнать о природе человеческого развития. Кроме того, такого рода анахронические размышления неизбежно привели бы к серьезным психологическим помехам в понимании и раскрытии требований собственного времени. 49. Проблема состоит не в прошлом, а в его сегодняшних последствиях. Проблемы возникают там, где последователи одной из мировых религий оказываются неспособны провести различие между ее вечными и ее преходящими особенностями и пытаются навязать обществу правила поведения, давно завершившие свое предназначение. Этот принцип является фундаментальным для понимания социальной роли религии: “Миру с его нынешними превратностями необходимо совсем иное лекарство, чем веку грядущему”, указывает Бахаулла. “Проникнитесь же всей душой вашей нуждами века, в коем живете, и сосредоточьте думы свои на его надобностях и требованиях.”[47] ã 50. Насущные требования новой эпохи человеческого опыта, к выполнению которых Бахаулла призывал политических и религиозных властителей мира девятнадцатого века, теперь, в значительной степени, приняты их преемниками и прогрессивным разумом повсеместно, по крайней мере, как идеалы. Ко времени, когда двадцатый век подошел к концу, принципы, на которые только в недавние десятилетия смотрели свысока, как на иллюзорные и безнадежно утопичные, стали центральными в глобальном диалоге. Поддержанные результатами научных исследований и заключений влиятельных комиссий, часто щедро финансируемые, они направляют работу могучих представительств на международных, национальных и местных уровнях. Огромное количество академической литературы на многих языках посвящено исследованию практических средств для их выполнения, и эти программы могут рассчитывать на внимание средств массовой информации на пяти континентах. 51. В то же время, большинство этих принципов, увы, повсеместно попираются не только среди общеизвестных врагов социального мира, но и в кругах, его открытых приверженцев. Чего не достает, так это не убедительного довода в пользу их важности, а силы нравственного убеждения, которое могло бы осуществить их, силы, очевидным надежным источником которой на протяжении всей истории была только религия. Вплоть до начала миссии Бахауллы, авторитет религии все еще оказывал существенное влияние на общество. Когда христианский мир решился покончить с тысячелетиями не подвергавшегося сомнениям убеждения и остановить, наконец, зло рабства, ранние британские реформаторы стали апеллировать именно к библейским идеалам. Впоследствии, в определяющем выступлении, посвященном центральной роли, которую играла эта проблема в великой войне в Америке, президент Соединенных Штатов предупредил, что, если “за каждую каплю крови, выступившую от удара плетью, будет заплачено другой каплей, пролитой мечом, как было сказано три тысячи лет назад, то даже тогда следует сказать, ‘Суд Божий истинный и праведный всецело.”[48] Та эра, однако, быстро подходила к концу. В переворотах, которые последовали за Второй Мировой войной, даже такая влиятельная личность, как Махатма Ганди, оказался неспособен мобилизовать духовную силу Индуизма в поддержку своих усилий погасить междоусобицу на Индийском субконтиненте. Также и лидеры исламского сообщества утратили силу в этом отношении. Как это было образно описано в метафорическом предвидении Корана “В тoт дeнь, кoгдa Mы cкpyтим нeбo, кaк пиceц cвepтывaeт cвитки...”,[49] некогда неоспоримая власть традиционных религий перестала управлять социальными отношениями человечества. 52. Именно в этом контексте каждый начинает оценивать выбранные Бахауллой образы о воле Бога для новой эпохи: “Не думайте, что Мы даровали вам всего лишь свод законов. Нет – скорее Мы распечатали изысканное Вино перстами мощи и власти.”[50] Через Его откровение принципы, требуемые для коллективного достижения совершеннолетия человеческого рода, были наделены той силой, которая способна проникнуть к корням человеческой мотивации и изменить поведение. Для тех, кто признал Его, равенство мужчин и женщин – не социологический постулат, а богоявленная истина о человеческой природе, приложимая к каждому аспекту человеческих отношений. То же самое справедливо и в отношении Его учения о принципе расового единства. Всеобщее образование, свобода мышления, защита прав человека, признание того, что обширные ресурсы земли доверены всему человечеству, ответственность общества за благосостояние своих граждан, развитие научных исследований, даже такой практический принцип, как международный вспомогательный язык, который будет способствовать объединению народов земли – для всех, кто отвечает на откровение Бахауллы, эти и другие аналогичные заповеди имеют такой же непререкаемый авторитет, как и запреты священных писаний против идолопоклонства, воровства и лжесвидетельства. Хотя намеки на некоторые из этих принципов можно было разглядеть и в прежних Священных Писаниях, но их формулировки и предписания неизбежно вынуждены были ждать, пока разнородное население планеты не смогло быть собрано воедино после установления ее природы, как единой человеческой расы. Благодаря духовной поддержке, принесенной откровением Бахауллы, стало возможным оценить Божественные критерии не как изолированные принципы и законы, а как грани единого, всеобъемлющего видения будущего человеческого рода, революционого по замыслу, пьянящего по возможностям, которые оно открывает. 53. Составной частью этого учения являются принципы, которые относятся к административному управлению совместными делами человечества. Часто цитируемое место из Послания Бахауллы к Королеве Виктории выражает решительное одобрение принципа демократического и конституционного правления, но оно также предупреждает о контексте глобальной ответственности, в котором этот принцип должен работать, если осознавать его цель в эту эпоху: “О вы, избранные представители народа во всех странах! Советуйтесь совместно, и да будет вашей заботой лишь то, что человечеству на пользу и улучшает положение его, если вы из внимающих. Взирайте на мир, как на человеческое тело, что, здоровое и совершенное при рождении своем, было, по разным причинам, поражено серьезными расстройствами и недугами. Ни на один день не было ему покоя, нет, болезнь досаждала все сильнее, ибо невежественные лекари пользовали его, что давали полную волю своим собственным желаниям и горестно ошибались. И если иногда один из членов сего тела, излеченный способным врачом, был здоров, все остальное было поражено, как прежде.”[51] В других местах Бахаулла обстоятельно разъясняет некоторые практические выводы. Правительствам мира предлагается созвать международный консультативный орган, как учредителя, говоря словами Хранителя, “Всемирной федерации”[52], правомочной защищать независимость и территориальную целостность своих членов-государств, решать национальные и региональные споры и координировать программы глобального развития ради блага всего человеческого рода. Примечательно, что Бахаулла предоставляет этой системе, как только она установлена, право подавлять силовыми действиями агрессию одного государства против другого. Обращаясь к правителям Своего дня, Он провозглашает ясную нравственную оправданность этих действий: “Если один из вас поднимет оружие против другого, восстаньте все против него, ибо сие есть лишь явная справедливость.”[53] ã 54. Сила, благодаря которой эти цели будут постепенно осознаны, – это сила единства. Хотя для бахаи это – самая очевидная истина, в большинстве современных дискуссий, похоже, избегают разговора о ее значении для нынешнего кризиса цивилизации. Мало кто не согласится, что именно отсутствие единства – это всеобщая болезнь, иссушающая здоровье организма человечества. Ее проявления повсюду наносят ущерб политической воле, истощают коллективное стремление к изменениям и отравляют национальные и религиозные отношения. Как странно тогда слышать мнение, что если и будет когда-либо вообще достигнуто единство, то только в отдаленном будущем, после того, как тьма беспорядков в социальной, политической, экономической и нравственной жизни будет остановлена и так или иначе разрешена. Однако, последние являются, по существу, симптомами и побочными эффектами проблемы, а не ее первопричиной. Почему же столь принципиальная инверсия действительности стала общепринятой? Ответ: возможно, потому, что достижение подлинного единства разума и сердца между народами с разнообразным в корне опытом, как полагают, находится полностью за пределами возможностей существующих социальных институтов. Хотя это молчаливое согласие – желанный прогресс, по сравнению с пониманием процессов общественного развития, преобладавшим несколько десятилетий назад, все же его практическое значение, как ответа на вызов, ограниченно. 55. Единство – это состояние человеческого духа. Образование может поддержать и усилить его, так же как и законодательство, но они могут сделать это только в том случае, если единство возникнет и утвердится, как непреодолимая сила жизни общества. Мировая интеллигенция с ее рекомендациями, в значительной степени сформированными ошибочными материалистическими концепциями реальности, упорно цепляется за надежду, что разработка социальных проектов с воображением, поддержанная политическим компромиссом, может отодвинуть на неопределенное время потенциальные бедствия, надвигающуюся угрозу которых над будущим человечества мало, кто отрицает. “Мы ясно видим, что весь род людской охвачен великими, несметными горестями”, заявляет Бахаулла. “Между ним и Божественным непогрешимым Врачом встали те, кто отравлен самомнением. Смотрите, как запутали они всех людей, включая самих себя, в сетях своих ухищрений. Они не способны определить причину недуга, и нет у них знания о лекарстве.”[54] Коль скоро единство есть средство от недугов мира, его один, бесспорный источник состоит в восстановлении влияния религии на человеческие дела. Законы и принципы, явленные Богом в сей день, объявляет Бахаулла, “суть самая могущественная сила и надежнейшее средство, способное возжечь свет единства среди людей.”[55] “Что бы ни воздвигалось на этом фундаменте, перемены и превратности мира никогда не смогут подорвать его силу, и смена бесчисленных столетий не размоет сие строение.”[56] 56. Поэтому, центральное место в миссии Бахауллы заняло создание мировой общины, которая отражала бы единство человечества. Окончательным доводом, которое община бахаи может привести для подтверждения Его миссии, является пример единства, которое Его учение породило. Вступая в двадцать первое столетие, Дело Бахаи предстало феноменом, отличным от всего, что мир видел до этого. После десятилетий усилий, в которых волны роста, чередовались с продолжительными периодами консолидации, часто омраченными отступлениями, община бахаи составляет несколько миллионов людей, представителей, фактически, каждого этнического, культурного, социального и религиозного происхождения на Земле, управляя их коллективными делами без вмешательства духовенства, через демократически избранные институты. Многие тысячи местностей, где она пустила свои корни, находятся в каждой стране, области или значимой группе островов, от Арктики до Огненной Земли, от Африки до Тихого Океана. Утверждение, что эта община, возможно, сегодня уже составляет самую многообразную и географически наиболее широко распространенную из всех подобным же образом организованных масс людей на планете, вряд ли будет оспариваться кем-либо, знакомым с фактами. 57. Эта успешность вызывает желание ее осмысления. Традиционные объяснения – привлечение богатых состояний, покровительство влиятельных политических интересов, обращение к оккультизму или агрессивные программы прозелитизма, исподволь запугивающие гневом Божиим – ни одно из них не играло какой-либо роли в рассматриваемых событиях. Последователи Веры достигли осознания личности, как представителя единого человеческого рода, особенности, которая формирует цель их жизни и которая, очевидно, не есть выражение их собственного, некоего внутреннего морального превосходства: “О люди Баха! То, что нет соперничающих с вами, - знак милости.”[57] Справедливый наблюдатель обязан допустить, по крайней мере, возможность того, что данный феномен может представлять собой результат воздействий, совершенно отличных по своей природе от привычных, – воздействий, которые могут быть должным образом описаны только как имеющие духовную способность вызывать необыкновенные подвиги жертвенности и понимания у обычных людей любого происхождения. 58. Особенно поразительным был тот факт, что Дело Бахаи оказалось способно отстоять достигнутое таким образом единство в целости и сохранности на самых уязвимых, ранних этапах его существования. Тщетно было бы искать какое-либо другое объединение людей в политико-историческом, религиозном или социальном плане, которое бы успешно пережило вечный недуг раскола и распрей. Община бахаи, во всем своем многообразии, является единой группой людей, единой в своем понимании намерения откровения Бога, явившего его на свет, единой в своей преданности Административному порядку, созданному его Творцом для управления ее коллективными делами, единой в его приверженности задаче распространения Его послания по всей планете. На протяжении десятилетий его развития несколько особ, некоторые из которых занимали высокое положение, и все были полны амбиций, делали все возможное, чтобы создать отдельные группы последователей, верных им или личным толкованиям, в которые они облекли писания Бахауллы. На более ранних этапах развития религии подобные попытки достигали успеха в раздроблении новорожденных вер на конкурирующие секты. Однако, в случае Дела Бахаи эти интриги, все без исключения, потерпели неудачу, произведя менее, чем кратковременные вспышки разногласий, результатом которых в чистом виде оказалось углубление понимания общиной цели его Основателя и ее приверженность к ней. “Свет единства столь могуществен”, уверяет Бахаулла тех, кто признает Его, “что может осиять всю землю.”[58] Поскольку человеческая природа такова, какова она есть, легко понять предупреждение Хранителя, что этот процесс очищения будет еще долго, – это парадоксально, но неизбежно, – оставаться неотъемлемой компонентой процесса созревания общины бахаи. ã 59. Следствием отказа от веры в Бога стал паралич способности действенно противостоять проблеме зла и даже, во многих случаях, признавать ее. Хотя бахаи не считают зло объективно существующим феноменом, как это было принято на более ранних этапах религиозной истории, отрицание добра, которое представляется, как зло, как в случае с темнотой, невежеством или болезнями, наносит, в сущности, серьезный ущерб. Редкая издательская кампания не предлагает образованному читателю серию новых и впечатляющих исследований образа кого-либо из тех чудовищных фигур, которые на протяжении двадцатого века систематически подвергали репрессиям, унижали и истребляли миллионы людей, своих же собратьев. Авторитетные академические издания приглашают читателя поразмыслить, насколько велик вклад каждого из столь различных факторов, как отцовская жестокость, отверженность обществом, разочарование в профессии, нищета, несправедливость, военные невзгоды, может быть, генетический дефект, нигилистическая литература – или различные комбинации перечисленного, – пытаясь разобраться в страстях, подливающих масло в явно непостижимую ненависть к человечеству. В таком современном теоретизировании, очевидно, упускается из виду то, что опытные толкователи, всего столетие назад, признали бы, как духовную болезнь, какими бы признаками она ни сопровождалась. 60. Если единство, действительно, лакмусовая бумажка человеческого прогресса, ни история, ни Небеса так просто не простят тех, кто хочет сознательно поднять на него свою руку. Доверяя, люди снижают свою защищенность и открываются другим. Без этого, нет никакого пути, чтобы они могли искренне связывать себя общими целями. Ничто не оказывает столь разрушительного действия, как внезапное обнаружение, что для другой стороны обязательства, принятые с честными намерениями, представляли собой не более, чем получение преимущества, средство достижения скрытых целей, отличных от тех, или даже противоречащих тем, которые были, казалось бы, приняты совместно. Такое предательство – неизменная нить, проходящая через человеческую историю, нашедшая одно из своих самых ранних зафиксированных отражений в древней притче о ревности Каина к брату, веру которого Бог решил одобрить. Если ужасные страдания, вынесенные народами земли на протяжении двадцатого века, преподали какой-то урок, то он состоит в том, что разобщенность, унаследованная от мрачного прошлого и отравляющая отношения в каждой сфере жизни, могла оставить открытой дверь в эту эпоху дьявольскому поведению, более развратному, чем все, что разум мог себе представить. 61. Если зло имеет название, то это название, конечно, есть сознательное нарушение с трудом завоеванных соглашений о мире и согласии, с которым люди доброй воли стремятся уйти от прошлого и строить вместе новое будущее. По самой своей природе, единство требует самопожертвования. “…себялюбие”, констатирует Учитель, “замешано в саму глину, из коей вылеплен человек”.[59] Эго, обозначенное Им, как “закоснелое себялюбие”,[60] инстинктивно сопротивляется ограничениям, сковывающим то, что оно воспринимает, как свою свободу. Чтобы добровольно отказываться от удовольствий, которые предоставляет свобода, человек должен поверить в то, что чувство удовлетворения лежит где-то в другом месте. Разумеется, оно находится, как это и было всегда, в покорности души Богу. 62. Неспособность встретить вызов, бросаемый такой покорностью, с особенно разрушительными последствиями проявлялась из века в век в предательстве в отношении Посланников Божьих и идеалов, которым они учили. Настоящее обсуждение – не место для обзора природы и положений конкретного Завета, посредством которого Бахаулла успешно сохранил единство тех, кто признает Его и служит Его цели. Достаточно обратить внимание на силу языка, который он использует, говоря о сознательном нарушении его теми, кто в то же время притворяется в преданности ему: “Те, которые отвернулись от этого, в глазах твоего Господа, Всемогущего, Нескованного, считаются среди обитателей самого низкого огня.”[61] Причина суровости этого осуждения очевидна. Мало кто из людей затруднится в признании опасности для благосостояния общества таких хорошо знакомых преступлений, как убийство, насилие или мошенничество, как и необходимости для общества принимать эффективные меры для своей защиты. Что же тогда должны думать бахаи о своенравных заблуждениях, которые, если им не препятствовать, уничтожили бы самые средства, необходимые для создания единства – которые, говоря бескомпромиссными словами Учителя, “уподобились ... топору, разящему самый корень Благословенного Древа”[62]? Проблема заключается не в интеллектуальном инакомыслии, и даже не в нравственной ущербности. Многие люди сопротивляются принятию того или иного рода власти и, в конечном счете, дистанцируют себя от условий, которые требуют этого. Люди, которые были привержены Вере Бахаи, но по какой бы то ни было причине решают покинуть ее, могут сделать это совершенно свободно. 63. Нарушение завета – явление, существенно иное по своей природе. Порыв, который оно пробуждает в тех, кто оказывается под его влиянием, состоит не в том, чтобы просто свободно следовать по пути, который, как они верят, ведет к личному удовлетворению или вкладу в общество. Нет, такими людьми, очевидно, управляет неукротимое намерение навязать общине свою личную волю любым доступным способом, не принимая во внимание приносимый ущерб и без уважения к священным отношениям, в которые они вступили, когда были приняты в члены этой общины. В итоге, сама личность становится доминирующим авторитетом, не только в своей собственной жизни, но и в том, что можно с успехом влиять на другие жизни. Как это, без всяких сомнений, продемонстрировал всем долгий и трагический опыт, подарки судьбы, такие, как высокое происхождение, интеллект, образование, благочестие или лидирующее положение в обществе, могут использоваться, в равной степени, как для служения человечеству, так и для удовлетворения личных амбиций. В прошлые эпохи, когда в центре Божественного намерения находились различного рода системы духовных ценностей, последствия такого мятежа не искажали центральных посланий последовательных откровений Бога. Сегодня, когда физическое объединение планеты принесло с собой огромные возможности и ужасающие опасности, приверженность требованиям единства становится пробным камнем всех вероисповеданий в преданности воле Бога или, в рассматриваемом отношении, благосостоянию человечества. ã 64. Вся история Дела Бахаи снабдила его всем необходимым, чтобы противостоять испытаниям при столкновении с ними. Даже на этой относительно ранней ступени своего развития – и при относительно ограниченных, как это сейчас имеет место, ресурсах – инициатива Бахаи вполне заслуживает уважения, которое она завоевывает. Стороннему наблюдателю не нужно принимать ее притязания на Божественные истоки, чтобы оценить то, что достигнуто. Даже если подходить так просто – как к земному феномену, характер и достижения общины Бахаи сами служат оправданием внимания со стороны любого, кто серьезно озабочен кризисом цивилизации, потому что они доказывают, что народы мира, во всем их разнообразии, могут научиться жить, и работать, и находить удовлетворение, как единая раса на единой глобальной родине. 65. Этот факт еще раз подчеркивает, если в этом есть еще необходимость, крайнюю насущность последовательных Планов, выдвигаемых Всемирным Домом Справедливости для распространения и консолидации Веры. Остальная часть человечества имеет полное право ожидать, что объединение людей, искренне приверженных видению единства, воплощенному в писаниях Бахауллы, будет вносить все более и более энергичный вклад в программы улучшения общества, успех которых однозначно зависит от силы единства. Для удовлетворения этих ожиданий потребуется, чтобы община бахаи росла в постоянно ускоряющемся темпе, значительно умножая человеческие и материальные ресурсы, вовлеченные в ее работу, и все более расширяя размах талантов, которые позволяют ей быть полезным партнером солидарным организациям. Бок о бок с социальными целями прилагаемых усилий должно идти понимание страстного стремления миллионов в равной степени искренних людей, пока еще не знающих о миссии Бахауллы, но вдохновленных многими из ее идеалов, найти возможность посвятить свои жизни служению, которое будет иметь непреходящее значение. 66. Следовательно, культура систематического роста, пускающая корни в общине бахаи, безусловно, будет представляться самым эффективным ответом, которым друзья могут ответить на вызов, обсуждавшийся на этих страницах. Опыт интенсивного и продолжающегося погружения в Творящее Слово постепенно освобождает человека от власти материалистического высокомерия, – говоря словами Бахауллы, “от ... туманных изречений тех, кто суть воплощения сатанинских мечтаний”[63], - которые пропитывают общество и парализуют желание измениться. Оно развивает в человеке способность помочь друзьям и знакомым найти для своего горячего стремления к согласию зрелое и разумное выражение. Природа основных линий действий текущего Плана – детских классов, молитвенных встреч и кружков обучения – позволяет увеличивать численность лиц, которые еще не расценивают себя как бахаи и, таким образом, не стесняются участвовать в процессе. В результате возникло то, что было удачно названо “общностью интересов”. Хотя иные удовлетворяются, собственно, участием в процессе и таким путем приходят к отождествлению с целями, которые преследует Дело, жизнь показывает, что они тоже склоняются к тому, чтобы полностью посвятить себя Бахаулле, став активными проводниками Его цели. Поэтому, кроме своих непосредственных целей, искреннее осуществление Плана имеет потенциал чрезвычайного усиления вклада общины Бахаи в публичные дискуссии о том, что стало наиболее востребованной темой, с которой столкнулось человечество. 67. Однако, если бахаи собираются выполнить наказ Бахауллы, то, очевидно, жизненно важно, чтобы они пришли к пониманию того, что параллельные усилия по содействию улучшению общества и по обучению Вере Бахаи не должны соперничать за уделяемое им внимание. Напротив, эти виды деятельности – взаимосвязанные стороны одной, гармонично согласованной глобальной программы. Различный подход определяется, главным образом, различными потребностями и различными стадиями задачи, стоящей перед друзьями. Поскольку свободная воля – неотъемлемый дар, которым наделена душа, каждому человеку, привлеченному к исследованию учения Бахауллы, понадобится найти свое собственное место в бесконечном континууме духовного поиска. Ему нужно будет определить, в уединении своей собственной совести и без давления, духовную ответственность, которую влечет за собой это открытие. Однако, чтобы разумно распорядиться этой свободой, он должен обрести как видение будущего процессов перемен, в которые он вместе со всем населением Земли вовлечен, так и ясное понимание последствий для своей собственной жизни. Долг общины бахаи состоит в том, чтобы всеми силами помогать человечеству на всех этапах его вселенского движения к воссоединению с Богом. Божественный план, завещанный Учителем, есть тот инструмент, с помощью которого эта работа выполняется. 68. Несмотря на то, что идеал единства религий, бесспорно, занимает в нем центральное место, задача распространения послания Бахауллы, очевидно, не является межрелигиозным проектом. В то время, как разум ищет рациональную уверенность, душа страстно желает достижения несомненности. Такая внутренняя убежденность – конечная цель всего духовного поиска, независимо от того, насколько быстрым или постепенным может быть этот процесс. Для души такое событие, как перемена веры – не посторонняя или второстепенная деталь в поиске религиозной истины, а кардинальный вопрос, который нужно, в конце концов, решить. Нет никакой двусмысленности в словах Бахауллы по этому вопросу, и ее не может быть в мыслях тех, кто стремится служить Ему: “Истинно говорю Я: се День, когда человечество узрит Лик и внемлет Гласу Обетованного. Божий Призыв возглашен, и свет от Лика Его исходит на людей. Каждому человеку надлежит стереть даже след от всякого праздного речения со скрижали сердца и обратиться с открытым и непредубежденным рассудком к знамениям Откровения Его, к доказательствам Посланничества Его и к знакам Его славы.”[64] ã 69. Одной из отличительных особенностей современности стало всеобщее пробуждение исторического самосознания. Результатом этого революционного изменения взглядов на будущее, которое чрезвычайно способствует передаче послания Бахауллы, является способность людей, получив такой шанс, признать, что вся совокупность священных текстов человечества помещает драму самого спасения непосредственно в контекст истории. Под внешним слоем языка символов и метафор, религия, и это раскрывается в священных писаниях, действует не при помощи произвольных магических заклинаний, но как процесс претворения, разворачивающийся в материальном мире, созданном Богом для этой цели. 70. В этом отношении, тексты говорят в один голос: цель религии - достижение человечеством эпохи "сбора",[65] “одного стада и одного Пастыря”;[66] великой эпохи, которая должна придти, когда “зacияeт зeмля cвeтoм Гocпoдa ee”[67], и воля Бога будет исполнена “и на земле, как на небе”;[68] в “День обещанный”[69], когда “святый город”[70] будет нисходить “с неба от Бога”,[71] когда “гора дома Господня будет поставлена во главу гор и возвысится над холмами, и потекут к ней все народы”,[72] когда Бог потребует ответить, “что вы тесните народ Мой и угнетаете бедных?”[73] День, когда священные писания, которые были “сокрыты и запечатаны ... до последнего времени”[74], будут открыты, и союз с Богом найдет выражение в “новом имени, которое нарекут уста Господа”;[75] эпоха, лежащая далеко за пределами какого бы то ни было опыта, накопленного человечеством, воспринятого разумом или выраженного языком: “как Мы создали первое творение, так Мы его повторим по обещанию от Нас. Поистине, Мы действуем!”[76] 71. Поэтому, декларированная цель исторического ряда пророческих откровений состоит не только в том, чтобы вести индивидуального искателя по пути личного спасения, но и подготовить всю человеческую семью к великому эсхатологическому Событию, лежащему впереди, через которое сама жизнь мира будет полностью трансформирована. Откровение Бахауллы не является ни подготовительным, ни пророческим. Это – то самое Событие. Его воздействием приведено в движение грандиозное предприятие по закладке фундамента Царства Божьего, и населению Земли дарованы силы и способности, эквивалентные задаче. Это Царство - мировая цивилизация, построенная на принципах социальной справедливости и обогащенная достижениями человеческого разума и духа, превосходящая все, что современная эпоха может постичь. “Наступает День”, объявляет Бахаулла, “когда самые превосходные дары Бога изольются на людей, День, когда Его величайшие милости обращены будут ко всей твари... Скоро закатится порядок нынешнего дня и новый заступит на его место.”[77] 72. Служение этой цели требует понимания фундаментального различия, отличающего миссию Бахауллы от политических и идеологических проектов человеческого изобретения. Моральный вакуум, который произвел ужасы двадцатого века, обнажил крайние пределы беспомощной неспособности разума придумать и построить идеальное общество, сколь бы большие материальные ресурсы ни были вложены в эти усилия. Навлеченные страдания запечатлели неизгладимый урок в сознании народов земли. Поэтому, перспектива будущего человечества с точки зрения религии не имеет ничего общего с системами прошлого – и имеет только относительно небольшое родство с сегодняшними системами. Призыв религии обращен к реальности в генетическом коде, если можно так выразиться, разумной души. Царство небесное, учил Иисус две тысячи лет назад, "внутрь вас есть".[78] Его живые аналогии "виноградника",[79] “посеянного на доброй земле”,[80] “дерева доброго, [которое] приносит и плоды добрые”,[81] говорит о потенциале человеческого существа, воспитывавшегося и обучавшегося Богом с начала времен, как замысла и переднего края творческого процесса. Продолжающаяся работа терпеливого совершенствования – это задача, которую Бахауулла доверил обществу тех, кто признает Его и принимает Его Дело. Не удивительно, поэтому, что Он говорит о столь большой чести таким возвышенным языком: “Вы суть звезды на небесах понимания, ветерок, что веет на рассвете дня, величаво текущие воды, от коих зависит само существование всех людей”[82] 73. Этот процесс в самом себе несет уверенность в своей выполнимости. Для тех, у кого есть глаза, чтобы видеть, новое творение возникает сегодня повсюду, точно так же, как саженец становится в точное время плодоносящим деревом, или ребенок достигает зрелости. Последовательные законоцарствия любящего и целеустремленного Творца привели обитателей земли к порогу их, как единого народа, совместного совершеннолетия. Теперь Бахаулла призывает человечество вступить в свои права наследования: “Высшим лекарством и могущественным средством для исцеления всего мира Господь избрал союз всех его народов в одном всеобщем Деле, в единой Вере.”[83]
|